12:14 О войне и о вине | |
О ВОЙНЕ И О ВИНЕ Однажды Лев Толстой собрался написать предисловие к одному из изданий книги Андрея Ершова «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера». Судя по всему эти несколько страниц давались ему тяжело и он правил и переписывал, и книга в конце концов была переиздана вовсе без предисловия классика, одного из самых известных участников Севастопольской обороны. Впоследствии это предисловие вышло отдельно. В нём Лев Николаевич описывает один случай, как к нему явился молодой юнкер поговорить о религии. Юнкер недавно прочёл «Великого Инквизитора» Достоевского и его, как говорится, стали терзать всякие смутные сомнения. Толстой мило с ним побеседовал и дал ему свой фирменный универсальный рецепт: — Читайте Евангелие! А затем они разговорились о вине и о трезвости, и тут юнкер заявил: — В военной службе вино бывает необходимо. Лев Толстой усмехнулся про себя, подумал, что молодой человек может быть полагает эту необходимость спиртного в придании сил и здоровья для военного человека, и уже собирался повергнуть оппонента всякими там научными доводами, как юнкер пояснил, почему он полагает алкоголь полезной на войне вещью: — Вот в Геок-Тепе генералу Скобелеву нужно было перерезать местное население, а солдаты не хотели, и тогда Скобелев их напоил, чтобы они за это взялись. Тут Его Сиятельство несколько опешило. А уже после Толстой вставил этот эпизод в то самое предисловие. И добавил: Вот где все ужасы войны: в этом мальчике с свежим молодым лицом и с погончиками, под которыми аккуратно просунуты концы башлыка, с вычищенными чисто сапогами и его наивными глазами и столь погубленным миросозерцанием! Это собственно всё, что я собирался выложить, но потом решил добавить немного информации. Геок-Тепе — это, в настоящее время, Гёкдепе, город в Туркмении. 12 января 1881 года он был взят штурмом русскими войсками под командованием генерала Скобелева М.Д. А вот несколько цитат от очевидцев событий. Генерал Куропаткин Алексей Николаевич «Завоевание Туркмении Поход в Ахал-теке в 1880-1881 гг.» Преследование и рубка продолжалась 15 вёрст. Внутри крепости нами взято до 5000 женщин и детей. Все мужчины были убиты или бежали, осталось только до 500 персов-рабов, закованных в цепи. Всё остальное имущество отдано войскам. Захват этого имущества (баранта) разрешён в течение 4-х дней. На другой день после штурма сделано распоряжение о зарытии трупов, наполнявших внутренность крепости, рвы и лежавших широкою полосой по пути отступления текинцев. В некоторых кибитках находили по 15 трупов. Верещагин А.В. (брат известного художника) «Дома и на войне. 1853-1881. Воспоминания и рассказы». Куда ни взглянешь, повсюду валяются трупы людей, лошадей, верблюдов, ослов, собак, коров. Толпы женщин, закрывшись черными покрывалами, в ужасе перебегают от одной кибитки к другой, волоча за собой своих беспомощных ребятишек. Повсюду наши солдаты преследуют неприятеля. Стоны раненых, визг и крик женщин, плач детей, рёв животных, крики: «Ура! Алла!», гром орудий — все это слилось в один неопределённый, страшный гул. Мне казалось, что я вижу картину страшного суда. Только Императорский штандарт, развевавшийся на высоком кургане, напоминал мне о действительности. И я спускаюсь со стены бегом, прыгаю через ямы, опрокинутые кибитки, чувалы с пшеницей, просом, джугурой и, наконец, догоняю апшеронцев. Они идут цепью, точь-в-точь как на облаве зверя. По пути заглядывают в кибитки, в землянки. Переворачивают громадные мешки с разной провизией, хлебом, зерном и везде ищут живого существа. В стороне, за большой, совершенно новенькой белой кибиткой, заметны фигуры двух солдат с синими околышами. Они спорят между собой из-за текинского мальчика, лет четырех. Один хочет заколоть ребёнка, другой не дает, хватается за штык и кричит: — Брось, что малого трогать — грех! — Чего их жалеть? Это отродье всё передушить надо, мало что ли они наших загубили! — восклицает солдат и замахивается штыком. Завидя нас, они оба скрываются между кибитками, а мальчишка уползает в какое-то отверстие в земле. Таких отверстий или нор я нашёл потом множество по всей крепости. Под конец осады текинцы стали спасаться от наших бомбардировок в землянках, наподобие тех, какие роют кроты. Вон партия солдат, человек 5 — 6, подходит к одной землянке. Она представляет собой как бы берлогу и помещается под землей, только круглое отверстие или вход в неё чернеет издали. Из землянки доносится чей-то плачь. Солдаты останавливаются, наклоняются, прислушиваются, толкуют между собой, просовывают в отверстие ружья и стреляют в темноту, на голос. Крики сначала замирают, но затем усиливаются. Солдаты хохочут, дают еще несколько выстрелов и, по-видимому, совершенно довольные, двигаются дальше. А Скобелев не зевает: с дивизионом драгун и несколькими сотнями казаков он уже близёхонько скачет по следам беглецов. Вёрст двенадцать преследуют их: колят, рубят и стреляют. Пощады нет никому. По песчаной желтой равнине сотни тел резко указывают дорогу, где бежал неприятель. Тут только я услыхал, что Скобелев отдал крепость на произвол своих солдат в продолжение трёх дней. Покупателей-офицеров скопляется множество, а продавцов еще больше. Никаким пером невозможно описать, что тут мне представилось. Груды умерших и умирающих людей перемешались с животными и загораживали путь. Толпы женщин и детей взывали о помощи. Сердце мое сжалось при виде этого, и я, точно ошеломлённый, поворачиваю назад... С обнаженной шашкой в руке, старик так яростно набрасывается на солдат, что те разбегаются в стороны и некоторое время остаются в недоумении. Но вот один, должно быть, посмелее, кидается и тычет текинца в бок острым штыком, примкнутым к тяжелому ружью. На бледном лице старика мгновенно появляются ужас и страдание. Рот судорожно раскрывается и показывает ряд белых зубов. Старик как-то взвизгивает, лепечет что-то по-своему и всё с той же яростью отмахивается шашкой. В эту минуту на него набрасываются остальные солдаты и вонзают штыки куда попало. Текинец, мёртвый, опрокидывается на спину. Тяжёлая, белая папаха катится с головы и ложится поблизости. Эта картина, признаться, покоробила меня. Я с содроганием прохожу мимо бравого старика, который отстаивал своё родное гнездо, и снова иду к кургану. Я иду к себе и ложусь на текинский ковер, который только что перед этим купил у одного солдата за три рубля. Один конец этого ковра оказался весь в крови. Чтобы сколько-нибудь спастись от трупного запаха, проникавшего снаружи в кибитку, я закрываюсь с головой одеялом, буркой и наконец засыпаю. На другой же день, по взятии штурмом крепости, сюда толпами устремились соседние жители, курды. Противнее и наглее народа я не встречал. Узнав, что текинцы побиты, они пришли грабить их имущество. Будь побеждены русские, курды точно с той же яростью бросились бы и их преследовать. Это были настоящие шакалы в образе человеческом. Целый день с утра и до вечера они рыскали по крепости из кибитки в кибитку, из землянки в землянку, с громадными мешками за спиной. Грабили и хватали всё, что попадало им под руку. Сначала курдам позволено было являться в крепость. Но их застали в разных зверствах и насилиях над текинцами: они вырывали с мясом серьги из ушей женщин, отрубали им кисти рук, чтобы снять браслеты. Тогда Скобелев строго запретил им вход в Геок-Тепе. Но несмотря на бдительность сторожевых казаков, как, бывало, ни поедешь по крепости, всё где-нибудь да встретишь между кибитками согнутую под громадным мешком разбойничью фигуру курда. Вскоре под стенами крепости образовался базар, куда съехались грузины, армяне, евреи, персы, курды и разные другие народы скупать текинское добро. Такие сцены передают нам участники тех событий, видевшие войну не в интернете, а в реальности. Судя по всему, текинцы были не похожи на ангелов, и разбой, набеги на соседей и рабство были у них в чести. Çeşme: https://nik-rasov.livejournal.com/77577.html?ysclid=lgeruie46x579047027 Surat: Каразин Н.Н. Ахал-Текинская экспедиция 1881 года. Штурм Геок-Тепе. 1889 | |
|
Ähli teswirler: 1 | |
| |