21:48 Собеседник | |
| Собеседник (рассказ) Я не знаю, когда это началось, но закат дня стал для меня самым частым временем размышлений. У нас есть пыльная дорога, по которой мы возим скот со стада, и эта дорога граничит с узким каналом, который весь покрыт камышами. Именно в ту пору я нашел привычку наблюдать за алым горизонтом по пути домой. Хотя должен признаться, что алый горизонт на закате существовал одиннадцать лет тому назад, когда я начал пасти скот в восьмилетнем возрасте. Мы, мальчики-пастухи деревни, во время захода солнца разными играми возмещали всю занятость дня. Нас радовало, что скоро возвратимся домой и займемся другими делами после специально приготовленного для нас ужина, а с другой стороны, ликовали из-за ангельски приятного ветра, который, как подаяние за наш труд, обрадует и подует на испарину на наших волосах, а некоторых и вовсе животворит. Из-за пыльной дороги мы раскручивали брюки до колен и ходили босоногими. Поэтому ноги мальчиков были тонкими, как пастушьи палки, а стопы плоскими и длинными. В детстве мы устраивали соревнование, наступив на след сорокового размера обуви, и выявляли таким образом, у кого стопа плоская. Несмотря на то, что мы целый день проводили на ногах, с наступлением раннего вечера наполнялись какой-то радостной силою. Вы бы поняли, почему я называю это радостной силою, если бы вам довелось ходить стадом ближе к вечеру. Свист, по(д) которому послушно шло стадо, был для нас песней. Звон колокола среди этой смеси мычащих коров был музыкой. Мы как хоровики большого коллектива пытались общаться между собой с криками «эй да эй» Среди «веселых кочевников, движущихся толпой, кто-то бросал палку вперед. Желая выяснить, куда упадет выброшенная палка, я устремлял взор вверх и тем временем встречался с алым закатом с глазу на глаз. Тогда-то мое сердце потихоньку замирало. На данное время один из пастухов обзавелся семьей, один-на учебе, а двое из них вообще бросили пастушество и занимаются другими делами. Только я подобно шестерке, которую отец никогда не меняет, состою на прежней «службе» Новоиспеченные вместо ушедших ребята моложе меня и их интересующие дела уже пройденный этап для меня. Я завожу разговор лишь потому, что, хочу хоть чем-нибудь занять себя, у меня нет ни малейшего желания разоткровенничаться с ними душа в душу. По той причине меня не привлекает их шалости на закате. Наоборот, я начал приобретать печальный вид из-за того, что думствую ранним вечером. Недавно, догнавший меня парень-пастух повздорил со мной словами: «Ты разговариваешь с самим собой» Ранее взбудоражившая мое сердце вечерняя заря теперь расстраивает его. В то время мне кажется, что кто-то ставит мое сердце на стальную решетку и трёт его в клетку. Не в состоянии выносить эту медленно распространявшуюся на все тело боль, вздыхаю. Из сумки достаю бутылку, впитавшую в себя всю дневную жару, и отглатываю воды из неё. Потёртое мое сердце, кажется, падает в воду и щемит тоскливо, так как это бывает, когда пытаешься обмыть теплой водой какую-то рану. От этой ситуации меня спасает только берег моря, который находится на краю села. Большие волны моря разбиваются у берега, и я получаю удовольствия от их шума. Признаюсь честно, если кто-нибудь умеет думать во время гула, то надо отдать должное и пожалеть его. Потому что его может не услышать только тот, у кого больше «урагана» в голове. Кстати, вас уведомили какой стоит запах моря, когда речь шла о нем? Море пахнет запахом только что выпотрошенной рыбы. Не новость, да? Ерунда! И откуда в голову пришла подобная идея? Она появилась так же внезапно, как из ниоткуда появившийся и присевший рядом со мной собеседник. Он был мужчиной 40-45 лет. Я не смог разглядеть полностью его тело из-за черной рубашки, в которую он был одет. Если не ошибаюсь, на нем была темная обувь под черные брюки. Мы сидели на берегу моря, на скамейке, предназначенной для двух человек. Неожиданно он воскликнул радостно, как будто мы сто лет знакомы, о том, что я нашел хорошее сравнение с морем - Невозможно более дотошно описать запах моря - Что ты говоришь, ага? – спросил я. – Что-то я вас не припоминаю. Сказав последнее, я уставился на него. Мы сидели на том месте, где стояли деревья, и эта часть берега приходилась непрогляднее, чем само море. И не представлялось возможным хорошо увидеть друг друга в лицо, если не взять в руки фонарь. Тем временем осознав, что я за ним наблюдаю, он сделал вид, будто меня не замечает и повернул голову в сторону моря, и тихо улыбнулся про себя. В его поступке почувствовалась надменность взрослых, считающих любопытство детской привычкой. Несмотря на то, что мне не удалось толком разглядеть его, плюс чтобы не оставить его в неловком положении, я устремил свой взгляд в темно синее море, накинувшее на себя «вечерний халат» Про себя решил больше так не пялиться. Бушующее синее море стало спокойным с появлением собеседника. По вине тихого ветра деревья, находящиеся неподалеку, тихо зашумели в согласии с ударившимся о берег нежными волнами, словно проявляли ласки новобрачной женщины. Вдруг это обстоятельство растревожило мое сердце. Я на тот момент, наверное, стал похожим на тех, кто не в силах отодвигать свое тело из-за полностью накрывшей его волны, на тех, кто полностью поглощен водой. А возбудившее меня обстоятельство потихоньку угасало, все дальше отделяясь от нас. Мой собеседник не оставлял попытки быть шебутным. - Хочется ее увидеть, да? Я прав? Так? – спросив, он подмигнул мне. Несмотря на то, что я был лишён возможности хорошенько его осмотреть по причине темноты вокруг, впоследствии несколько удивлялся тому, что запомнил его подмигивания и даже недвусмысленную улыбку на лице, к которой я тогда отнесся с презрением. - О ком ты говоришь? – спросил я, специально повысив тон и пожав плечами с ложной обидой. – Я даже не понимаю, о ком ты говоришь. Но он все равно не угомонился и, как бы специально поддразнивая меня, не переставал улыбаться «Признавайся, ведь так? Ведь так?» спрашивал он меня раз за разом, хлопая по плечу. Я, махнув рукой, бросил взгляд в сторону темно синего моря. В том месте, где небо сливалось с морем, виднелся изголуба-белый горизонт. Если убрать все звезды, которые выглядят как белые жемчужины на небе, оно стало бы похожим на море. В меру того, как долго наблюдаешь за горизонтом, он принимал темный облик, а верхняя часть горизонта становилась белее по сравнению с нижней частью. Мне показалось, что еще немного и темный горизонт, подобно черной ракушке, откроет «рот» и из неё выйдет русалка, висящая на хвосте у горизонта, и, осветив все вокруг, она с волнами поднимется на небо. Да, все так и произошло. Я раскрыл рот, не в состоянии думать больше ни о чем. Только неторопливо бьющееся мое сердце не хотело расстаться с трудом достигнутой «родной тишиной» Немного спустя мои глаза чуть ли не ослезоточились от увиденного. Я кажется сухо глотнул воздух, желая смягчить (промочить) пересохшее горло. - Это твоя Мая, – успевший забыться мой собеседник шепнул мне на ухо. Он много, о чем говорил, но я, благодаря проникшему в мое сердце бунтовству из-за шелеста деревьев, не слышал его. Я всего лишь хотел, чтобы он беспрерывно повторял фразу «Это твоя Мая» с еле заметной улыбкой и со сладким шёпотом. В тот момент я очень глупо улыбнулся. Я улыбнулся так, что все 32 зуба были видны. Меня привел в себя хохот собеседника - Если бы ты сейчас себя увидел! Ха-ха-ха! Если бы ты видел свой ошарашенный вид. Ты бы понял, насколько ты слабак, – сказав последнее, он засмеялся изо всех сил. - Давай так – я дико посмотрел на него. Искры вырвались наружу из глаз в виде блуждающих огоньков и стали кружиться вокруг нас. – Не твоего ума дело слабак я аль нет. С какого перепуга это должно волновать тебя? И вообще… уходи от сюда, ага, иначе… Я крепко сжал кулак. Тогда мне показалось, что впервые смог «разузнать» его игривые глаза. Его глаза открыто намекали на то, что меня специально поддразнивают, дабы хорошенько поиздеваться надо мной. Сообразивший это, я затих. Мой собеседник спокойно отнесся к моему раздражению и сидел без всяких движений, будто собирался показать свою безразличность к испытываемым мною чувствам. Хотя мой гнев остыл, все равно не было желания с ним общаться вновь. А за спиной ударил морской ветер, которому не было дела до нас. Колебание волн, которые якобы «играли» внутри моей головы и никак не могли выбраться оттуда наружу, было похожим на те волны, что осаждали дно крепости и медленным образом возвращались обратно. В то время как я в тупиковом состоянии стоял, не зная что делать, уйти или остаться с ним, мой собеседник, склонив голову, принял вид серьезно думающего человека. Мое любопытство привязало меня к нему, как ни крути, мое желание узнать, о чем он думает, вынудило меня остаться. Тем временем он поднял голову и встал со скамейки. Он мне тогда показался одним из моих знакомых. В голове молнией прошлась мысль о том, что я до сих пор не получил ответа, кто он такой и не особо вдавался в подробности, откуда он меня так хорошо знает. Я скорее всего покончил бы с этими вопросами, больше похожими на сомнения, но он опередил меня, не оставив другого выбора кроме как слушать его - Ты признайся ей, признавайся в любви. Не откладывай на потом. Потом может быть очень поздно,– с наставнической и спокойной интонацией сказал он. Однако я не в состоянии связать и двух слов, стоял как вкопанный. Несмотря на меня, он глядел в сторону моря, как будто меня не было. Я почувствовал, что он становится для меня родным и что хочу быть к нему поближе. Эта неожиданная привязанность к нему расслабляла меня. Я наполнился мыслями что он понимает и пытается помочь, в общем, не безразличен к моей судьбе. Я совру, если скажу, что хотел обнять его, но то, что я постепенно начал к нему привыкать – правда. И поэтому я опять присел бы с ним рядом, не смотри он меня так с осуждающим взглядом. Казалось, что он следит за моей спиной, когда я шел по дороге. Я даже ради простого приличия не смог оглянуться через плечо, чтобы выяснить смотрит он или нет. Мне казалось, что если я оглянусь назад, тогда он глазами накажет меня, глазами скажет, что я тюфяк. Нет, лучше продолжать путь, нежели попасть в такое положение. К тому же, мне ли не видеть дом Майи. Соседствуем. Меня там узнают, как одного из членов семьи. Но Боже, как мои колени дрожат сейчас. Я даже слышу звук собственной обуви при попадании о камень. Случится что, опять мое сердце, наполнившись водой, утонет в ней. Плюс, эта часть тела становится тяжелой. Если так и дальше будет продолжаться, я споткнусь, а то плотное мое сердце выпрыгнет из груди. Она опять с улыбкой встретит меня. Она всем улыбается. Такая красивая, наивная, просто няшка. Няшка гмм, откуда мне взбрело на ум такое слово? - Добрый вечер, Бегли, – эта фраза привела меня в себя. Оказывается я уже дошёл до дома Майи, может быть даже окликнул тетушку Мамагюль (Я всегда по детской привычке зову ее, когда ее сын Ораз отсутствует) Но как всегда у порога стояла улыбчивая Мая. Не успел я ответить на приветствие, как за ней появилась незнакомка с бело-круглым лицом. Наверное, она была низкого роста, потому что пристально глядя на меня через плечо Майи она то равнялась с ней, то уменьшалась. «Бегли, наш пастух села» охотно сообщила ей Мая. Она фыркнула, не дождавшись окончания предложения. И я сразу очнулся - А где Ораз? – я задал вопрос, который появился в моей голове минуту, нет мгновение назад. Должно быть, я задал его с раздражением, потому что с улыбкой отвечающая на спокойные вопросы, а со смехом, отвечающая на улыбку, Мая переменилась в лице. Она приняла серьёзный вид - Что случилось? Все в порядке? Я сожалел о «содеянном», почувствовав тревогу в ее голосе. Она начала спускаться с пятой лестницы, которая лежала между нами, словно гора, покамест спрашивала. Когда она встала передо мной, я действительно увидел скрытую тревогу, неизвестное опасение в ее глазах. Подобно глазам в ловушку загнанной лани, ее заботливый взгляд потушил «мой внутренний пожар» и успокоил меня - Нет, ничего серьезного. Только хотел кое о чем спросить… После этого ее лицо просветлело. Я сам был рад появившейся легкости между нами. Тихо веющий ветер все пытался распространять эту радость вокруг. Тогда и мне достались от его нежных потоков, они маленько поглаживали мой лоб. Оказывается, я вспотел за это время. - Тебе сказали, когда свадьба? – спросила Мая, не переставая улыбаться. – Ах, да, как они скажут-то? Вот приедет Ораз, сам отнесет вам приглашения. Ближе к обеду сватались, – добавила она, теребив ладонь о ладонь. Я слушал эту новость с удивительным смирением. Мне показалось, что именно так и должно было произойти. Если бы мне час назад сказали обратное, то, что я сейчас слышу от Маи, я бы сокрушил все на своем пути. Мир рухнул бы для меня. А на тот момент мне показалось, что все должно быть именно таким, как сейчас есть. Мая в свою очередь что-то рассказывала о предстоящей дате свадьбы. А я стоял как столб, по привычке не имея у себя силы выговорить хотя бы что-нибудь. Я стоял под впечатлением ее неземной красоты, особенно выделяющейся, когда она бегло пытается кое-что рассказать. Ее лицо, похожее на овальное шелпе (украшение), производило впечатление неземного человека. В ее лице все было так уместно расставлено, все так с тонкостью «нарисовано», что оно казалось «правильным» Это вынудило бы назвать ее «куклой», оставь ее игривые глаза, радостно бегающие в обе стороны, без действия. Хорошо, что они не лишены движения. Иначе, она была бы похожей на статую, к которой никто не осмеливается близко подойти, тем более дотронуться. Во время ее волнения, ее быстроты в разговорах, ее спешки в выражениях, то правильное лицо оживлялось и, приняв оттенок розы, становилось похожим на лицо простого смертного. Ах, Мая, Мая… Осчастливит ли тебя твой избранник? Побалует ли он тебя как девочку, не желая испортить твою невинность? Успокоит ли его твой смех, что будоражит даже птиц? А я столько раз вслушивался к нему с замиранием сердца. Однажды, когда шел пасти скот, воробушек, чуть ли не оставшийся у моих ног, так спел отчаянно, что мне вспомнился твой смех. Я слышал твой смех, когда шел в море навстречу русалке, когда она на мгновение подымаясь вверх хвостом, била воду и шуршала, когда брызги волн со спешкой сливались с морем, даже в звуке скрипучего ведра, которое мама носит собой каждое утро, чтобы доить коров – во всем этом я слышал твой смех. - Мааааая – она наконец остановилась, услышав зов девушки с бело-круглым лицом. - Мне пора теперь домой, я пойду ладно? Тогда как и договорились, пусть и Тавус придет завтра утром. Буду ждать. Ты и сам приходи, узнай. Если успеет воду накачать, то может быть Ораз сегодня ночью возвратится, – сказала она, после чего пристально стала смотреть на меня. Она и без того в последнем моменте нашего разговора подняла брови с лицом сомневающего человека. Факт того, что я молчу, озадачил ее. В недоумении ее голос терял самоуверенный тон. Она теперь не спускала с меня глаз. А я стоял, как будто воду в рот набравший, и никак не решался произнести вслух, несмотря на то, что обязан был. Я только улавливал моменты, когда лицо Майи становилось то ли серьезным, то ли жалким от удивления. Она уже начала соображать. Она начала понимать почему я здесь. Она начала вникать сквозь мои мысли. Тем временем на ее лице появилась очевидная жалость, переплетенная с удивлением. Мне казалось, что еще немного, и она на весь мир поведает о моей тайне. Поэтому меня охватил невиданный страх. Когда захлебнулся, пытаясь промочить горло, кажется, этот звук послышался даже ей. Да, именно так. Она узнала все мои тайны. Удивляется и жалеет меня. Меня, ещё не отслужившего в армии, провалившего экзамены в ВУЗ два раза подряд, никчемного пастуха жалеет. Она могла бы рассердиться на меня из-за того, что я посмел ее полюбить. Но ведь она не из таких девушек. Она может только сочувствием отнестись к подобному. - Теперь иди домой – Она первым прервала молчания. Но на этот раз не дожидаясь ответа, она отвернулась от меня. Я вдруг закричал: - Мая! Мои глаза, не поверившие, что этот голос был издан мной, расширились. К сожалению, Мая не обернулась назад. Наоборот, как будто боится, что я опять закричу, быстро поднялась по лестнице и вошла в дом. Из-за вероятности что я последую за ней, закрыла дверь на замок. Звук от замка превратился в ответ на мою любовь с ее стороны. Я все понял. Мая закрыла не только дверь от дома, но и дверь моей любви в том числе. Оставила меня по ту сторону двери. Вот тогда начало брать за душу. Вот тогда грусть, наполняющая мою душу при появлении вечерней зари на закате, стала досаждать мне. Оказывается, человек склонен улыбаться и при радости, и при печали. Я осознал, что теряю равновесие покамест стоял с иронической улыбкой на губах и с тем что она все больше вешает мой нос и затуманивает мои глаза. Надо было что-нибудь сделать, с одной стороны мне хотелось предаться слабости, бросить все и ваньку валять, но с другой стороны голова пошла по кругу, как будто дали пощечину, и я никак не решался оставить все и умчаться прочь. За моей спиной мне почувствовалось чье-то чаяние в это время. До меня дошло, что ждущим может оказаться недавний мой собеседник. Мысль о том, что он будет смеяться надо мной словами «слабак» обессилила и так расшатанное мое тело. В конце концов я забил на все и решил вернуться обратно – в свой дом. Как оказалось, он действительно ждал меня под покровом ночи, под темным деревом. Приближаясь к нему, я испытал другие чувства. Было ощущение, что он просто хотел проводить меня до дома, нежели отчитать. То, что он всю дорогу молчал, как будто мы сто лет знакомые, понимающие друг друга без слов, чуть было не озадачило меня. По пути домой в этой растерянности я позабыл даже море и морскую русалку. Вместо этого в нос ударил как вонь из выпотрошенной рыбы, запах канала, который граничит с пыльной дорогой. Моя обувь «томилась» в пыльной дороге, как моя душа. Но вместо депрессии, которую я испытывал в подобных случаях, меня наполняли совершенно чуждые мне эмоции. Тот факт, что мой собеседник молчит и не пытается успокоить или подкрепить меня, давал мне силы. В тот момент я от души улыбнулся, уяснив себе что он настоящий мужчина, который пригодится мне в дальнейшем. Бягул АТАЕВА | |
|
| |
| Ähli teswirler: 0 | |